Все новости
Интернат, а не жизнь
Ольга Алленова уже много лет посещает школы-интернаты для детей с отклонениями в развитии (ИНР) и психоневрологические школы-интернаты для взрослых (ПНИ). Она там в качестве волонтера или с представителями некоммерческих организаций, которые решают проблемы и добиваются реформ в форматах работы. Чтобы понять, достаточно посмотреть сделанные ею фотографии и послушать ее рассказы. В настоящее время российские школы-интернаты на 200-500 мест не имеют достойных условий для проживания людей.
В следующем году исполняется 10 лет реформе детских домов и интернатов в России. Это началось в 2015 году. Все началось с того, что стало известно, что дети настолько травмированы, что не могут вести нормальную жизнь, покидают детские дома и быстро оказываются в ловушке несоциальной среды. Государственные учреждения уже давно проводят эту реформу. Изучение международного опыта показывает, что в небольших группах с одним штатным педагогом (близким взрослым) дети чувствуют себя безопаснее и лучше развиваются физически, умственно и интеллектуально. Приюты, детские дома и школы-интернаты теперь должны соответствовать стандартам учреждений семейного типа. Это значит, что группа не должна превышать 6-7 человек, а заниматься ими должен один старший преподаватель, близкий им взрослый человек.
Хотя реформа была в некоторой степени успешной в детских домах, она не была полностью успешной в большинстве школ-интернатов для детей с особыми потребностями. Причина довольно банальна.
В таких учреждениях в России не хватает персонала, особенно младшего, то есть медсестер или нянек. Учителя работают посменно. То есть у детей в группе нет постоянных взрослых, они меняются.
А во многих местах группы выросли до девяти и более. Однако было известно, что в то время было очень трудно поддерживать семейную атмосферу.
Посещая разные районы, я часто видел, что кровати в спальнях интерната стоят близко друг к другу и тесны. А в некоторых местах две группы объединены в одно помещение, чтобы облегчить работу сотрудников. В интернатах для особенных детей зачастую невозможно создать семейную атмосферу.
Кадровые проблемы связаны главным образом с тем, что школы-интернаты как для детей, так и для взрослых, как правило, расположены в сельской местности, вдали от областных центров. В советское время их специально строили, чтобы обычные граждане не могли видеть особенных людей.
И местные жители идут туда работать без необходимой подготовки и мотивации, кроме понимания того, что профессия медсестры или медсестры не требует специального образования. И именно эти взрослые проводят большую часть своей жизни с детьми.
В интернате я видел персонал искренний, добрый и заботливый, но я видел и равнодушный и жестокий персонал. Никакой системы отбора этих людей не существует.
Также из-за текучести кадров там трудоустроены все. Поэтому младший персонал зачастую не знает, чем занять детей, развить их, поиграть с ними и сделать их жизнь сытной. Но винить их в этом сложно. Все свои силы и здоровье они часто отдают работе и выполняют задания за нескольких человек.
Однако очевидно, что необходимо повышать требования к набору сотрудников, с одной стороны, и повышать зарплаты тем, кто непосредственно работает с детьми, с другой.
Отдельный вопрос касается комплектования групп в школах-интернатах. Государственные учреждения выступали за реформу детских домов, приводя в пример зарубежные детские дома семейного типа и утверждая, что дети с разным уровнем физического и умственного развития должны жить в группах. Например, в группе из 7 или 8 человек, если 5 едят в одиночку, а 2 нет, персоналу легче справиться, и более развитые дети могут помогать и заботиться о более слабых детях.
Однако в России в интернатах для особых детей есть отделения милосердия, куда буквально «выбрасывают» всех маломобильных, слабых и зачастую не умеющих говорить.
Как правило, за ними ухаживают только медсестры или медсестры. В отделениях милосердия преподаватели появляются крайне редко. Дети лежат как бревна на кровати с высокими бортиками, и никакой воспитательной работы не проводится.
А няня обязана хотя бы раз в день поднимать всех детей с постели и сажать их в коляски, но с интересом он развивается лучше, так как при смене положения с горизонтального на вертикальное ребенок начинает смотреть на мир под другим углом, но такого не бывает. Если бы няня вытащила всех детей из постели, она бы сломала себе спину, потому что они такие тяжелые. И работать будет некому. Поэтому дети в таких учреждениях редко встают с постели, и это еще больше их выводит из строя.
Одна организация показала девочку, с удовольствием изучающую игрушку. Но через 10 минут я устал и начал кричать. «Она не любит вставать с постели», — пояснила сотрудница. Выяснилось, что девушка встала с кровати и переоделась к приезду представителей власти. А если вы будете учить ребенка по 10 минут в день, постепенно увеличивая время, уже через год ваш ребенок сможет легко вставать с постели и сосредоточиться на игре.
У многих детей, посещающих школы-интернаты, есть родители, права которых не отнимаются и даже не ограничиваются. Однако из-за того, что взрослые не имеют возможности заботиться о детях, дети оказываются в стенах государственных учреждений. Они работают, воспитывают других детей...
Решением проблемы возвращения этих детей в семьи может стать так называемая стационарная замена семей, проживающих по месту жительства. Примеры включают группы по уходу за детьми, такие как детские сады, волонтерские классы в специальных школах с репетиторами и няни, которые приходят на несколько часов в день. Однако есть школы-интернаты, хотя услуг нет. Сегодня, как и в советские времена, школы-интернаты в России рассматриваются как социальная служба для родителей.
Есть ли у родителей возможность ознакомиться с условиями, в которых живут их дети в школах-интернатах? Нет, этого не происходит в группах или в спальне. Встречи с детьми разрешены в специальной комнате для свиданий, пребывание там в течение длительного времени запрещено.
Даже в относительно хороших школах-интернатах, которые, учитывая нехватку кадров, имеют доступную и заботливую среду и поднимают детей с постели, они все равно проводят большую часть времени в полном одиночестве. Внутри группы ему уделяется столько личного внимания, сколько ему необходимо. Но всем детям необходим тактильный контакт с находящимися рядом взрослыми. Мы все обнимаем своих детей, гладим их по волосам, массируем ноги перед сном и рисуем буквы на спине. В интернатах у детей нет и никогда не будет всего этого. Они не знают, что такое тепло любимого человека.
Да и просто индивидуальный контакт со взрослыми зачастую происходит только тогда, когда ребенок проходит процедуру, идет к психологу или осматривается врачом. В одной местной школе-интернате сотрудникам сказали, что им необходимо внести в специальный журнал информацию о том, кто забрал детей из группы и когда они вернули их в группу. «Сотрудники Ивановой забрали Олю Б. из группы в 11:15 на ЛФК. В 12 часов сотрудница Петрова отвела Олю Б., проходившую ЛФК, к логопеду. Сотрудники Сидоровой забрали Олю Б. от логопеда в 12:30 и отвели ее в группу».
Руководство интерната не желает брать на себя ответственность, когда девочку вынимают из высокой кровати, поэтому рапорт о перемещении одного ребенка внутри учреждения должны писать трое взрослых. По закону именно она выполняет роль родителя сироты Оли.
В системе интернатного ухода нет уважения к отдельным людям, и люди, живущие в этой системе, рассматриваются как просто объекты ухода. Свидетельством тому является отсутствие личного пространства, санузлы без перегородок, комнаты без дверей, нахождение без личных вещей.
Все это я до сих пор часто вижу в школах-интернатах для детей и взрослых с особыми потребностями или ограниченными возможностями.
Во время путешествий я часто спрашиваю сотрудников агентства: «Хотите ли вы жить в таких условиях, когда вам приходится ходить в туалет на глазах у других людей, спать в комнате из 8 или 9 человек и значительную часть времени смотреть в потолок? «Жизнь?» «Нет, конечно, нет», — отвечают они.
Тем не менее, дети и взрослые в таких интернатах по-прежнему делят нижнее белье, футболки и носки, и после стирки Ваня может получить Димину пижаму, а Дима – Ваниное белье. В прошлом году в некоторых местах нас научили маркировать вещи, но, просматривая шкафы, мы обнаружили, что личные вещи обычно есть только у самых защищенных детей и взрослых. Человек, совершивший серьезное нарушение, оказывается лишенным как достоинства, так и субъективности.
Посещая детские учреждения, представители государственных учреждений часто видят в санузлах и санузлах новые зубные щетки и нетронутые тюбики зубной пасты. Это означает, что дети не чистят зубы.
Это неудивительно, если в группе из девяти детей есть один или два сотрудника. Ведь сотрудники должны утром менять детям подгузники, стирать их (чтобы не было характерных запахов) и кормить – четыре раза в день. На чистку зубов не остается ни времени, ни сил. Кроме того, чистка зубов вашего ребенка требует его успокоения, держания на руках и подготовки. Поскольку это очень интимная процедура, ее нельзя торопить.
В результате у многих людей в интернатах, как детей, так и взрослых, часто гниют зубы или их вообще нет.
В одном учреждении видели ребенка, у которого зубов не было видно из-за толстого слоя зубного камня. Многие воспитанники интерната страдают от зубной боли. И они привыкают к постоянной боли: стонам, крикам, лежанию, свернувшись клубочком. А иногда он даже не может им объяснить, в чем дело.
Хотя в школах-интернатах оказывают стоматологическую помощь, на самом деле врачи работают всего за четверть своей зарплаты. А стоматологи в вашем районе часто не знают, как оказать помощь детям и взрослым с особыми потребностями. Этим детям часто говорят, что им необходимо лечение зубов под наркозом, но в интернатах нет анестезиологов. В реальности решение состоит в том, чтобы доставить нуждающихся людей в местные или городские стоматологические клиники, к врачам с необходимой квалификацией. Однако и здесь возникают кадровые проблемы и нехватка транспорта для учреждений, расположенных в дикой местности.
Согласно закону, школа-интернат является учреждением социальной защиты наподобие общежития для умственно отсталых. Другими словами, это дом. А дома человек может завести животное, компаньона. Однако ПНИ вообще это запрещает, ссылаясь на антисанитарию.
Есть исключения. Итак, я поговорил с девушкой, которая всю свою жизнь провела в школе-интернате. Сначала она была в детском доме, а сейчас находится в психиатрической больнице. Она общительная и трудолюбивая. Она работает в прачечной школы-интерната, но не может выйти на улицу, так как в детстве ее лишили дееспособности. Судебная практика в России делает восстановление дееспособности очень трудным и практически невозможным для детей-сирот в ПНИ. Однако девочке разрешили оставить кота за хорошее поведение. Кошка принесла ей котят, но они уже не смогли поступить в интернат. Теперь девочка тайком кормит котят и открывает окно, пока персонала нет.
Тот факт, что женщины работают, также является большим исключением. Единственное развлечение для большинства жителей ПНИ – просмотр телевизора в холле. И вокруг него всегда толпа.
Необходимой частью нормализации жизни интернатов является создание ремесленных мастерских и бюро трудоустройства. Однако это делается не везде. Что меня спасло, так это возможность заняться сельским хозяйством, садоводством и выращиванием цветов.
Это происходит потому, что когда рабочих мест не хватает, люди теряют интерес к жизни и впадают в депрессию или, наоборот, агрессивность.
Затем их помещают на карантин в обсерваторию вместе с другими нарушителями. Такие палаты обычно имеют 10-12 коек и запираются снаружи. Человек там лишен самого необходимого и может оставаться там месяцами из-за плохого поведения или ссор с персоналом.
Детей и взрослых запирают не только в качестве наказания, но и тогда, когда они возвращаются домой и вынуждены провести карантин или простудиться.
При таком введении говорить о разрешении выхода людей из интернатов не приходится.
Школы-интернаты находятся за высокими заборами, которые скрывают от остального мира то, что происходит внутри. В школе-интернате много людей, которые никогда не переступали этот барьер.
Даже сегодня этот артефакт препятствует созданию инклюзивного общества, где люди с особыми потребностями могут появляться на улицах и в общественных местах.
Однако многие жители ПНИ хотели бы видеть жизнь на свежем воздухе. Один ПНИ сказал, что я могу ходить в баню раз в неделю, но за свой счет. За это каждый человек платит 1000 рублей в месяц. Если знать, что 75% пенсии по инвалидности забирает интернат, а человек получает только 25%, то есть около 3000 рублей, то становится понятно, насколько велика сумма в 1000 рублей. Но за уникальную возможность выехать за пределы ПНИ и испытать настоящее приключение люди готовы платить из своих скудных доходов.
В европейских странах лишь немногие школы-интернаты остались за заборами, их демонтируют и превращают в небольшие семейные дома, интегрированные в общество. Это единственный способ гуманизировать такую систему.